ГРАНАДА, НИКАРАГУА.

Воспоминания последних недель в Гранаде, часть 1
Мне это снится. Я не вижу другого более логичного объяснения настоящей реальности. Это просто сон. Сейчас прозвенит будильник, я поднимусь с тяжелой головой, скинув пуховое одеяло, и сяду на кровать. Сейчас все должно закончиться. 
Гранада полна сюрпризов – переплетений судеб, событий, людей в единое целое, как мандала. Сегодня падала звезда над моей головой, а мне было нечего ей загадать. 

Я обнаруживаю себя сидящей напротив Джана, учителя капоэйры, чье худощавое мускулистое тело покрыто сплошными татуировками, чёрными, как пряди его волос, скрученных в дреды. Он улыбается мне той самой улыбкой, от которой внутри просыпаются мной ненавистные бабочки. Джан рассказывает о том, как в 11 лет ему пришлось сбежать из школы в Венесуэле и отправиться в девятилетнее путешествие по южной Америке. Я вижу Джана напротив его огромного портрета маслом по ткани, где изображён мальчишка из Ганы, встреченный им во время путешествия по Африке. Теперь Джан бьет руками в барабаны, и музыка разлетается по воздуху птицами, ритмично хлопающими своими мощными крыльями. 
- Мой учитель капоэйры – слепой. Поэтому символ моей школы это человек с закрытыми глазами. Он мне, как отец. 
- Ничего себе! Это действительно впечатляет…. А давно ты научился делать татуировки?
- 10 лет назад, но иногда я работаю, как татуировщик, только два месяца в году. Например, в Европе. Там можно работать три месяца и жить на эти деньги в Никарагуа еще полгода, как минимум. 
- Твои работы впечатляют. Идеальные геометрические фигуры и мандалы. 
- Спасибо, я люблю такой стиль! Другие говорят – «это сложная работа, я за такое не возьмусь», а для меня это красиво. Мне нравятся идеальные линии и симметрия. Когда я приезжаю в Европу, то у меня в записи нет ни одного свободного окна. 

Я обнаруживаю себя с Мигелем, местным мальчишкой, выкинутым на улицы Гранады. Мигель говорит мне: 
- У меня есть мама и у нее есть ребенок, ему пять месяцев. Мама любит его больше, чем меня. Я ей теперь не нужен. 
- А где твой папа?
- У меня нет папы. 
- Сколько тебе лет, Мигель?
- 14. 
- Нет, тебе не 14. Ты выглядишь максимум на 10. 
- 14, - утверждает Мигель, и я понимаю, что так никогда и не узнаю его настоящего возраста. 
Он закрывает свои большие красивые оливковые глаза и ложится мне на колени, крепко сжимая своими руками мою руку. Я глажу его по волосам и щекам, прижимаю к себе и мы проводим так целые часы, пока я продаю артесанию (украшения). Мигель рисует в своей школьной тетради розы и сердечки, а потом выводит своим неровным и детским почерком: «Я тебя люблю». 

Я обнаруживаю себя идущей за руку по улице с местным продавцом украшений, чье имя всегда вылетает у меня из головы. Он смеется и говорит: «Мы пойдем танцевать?» Я пытаюсь вырвать свою руку из его, но у него очень крепкие пальцы. «Ты такая красивая» - говорит он и его светлые серые мерцающие глаза, совершенно несхожие с глазами местных, начинают переливаться всеми оттенками. 
- Тебе все дается так просто, ты делаешь свои украшения за считанные минуты!
- Не все просто дается. Ты, например. 
- А я из Сибири, у меня холодное сердце.
- А я огонь! Мне не стоит труда его растопить. Так мы пойдем танцевать? 
- Нет, ты для меня слишком сумасшедший. 
Потом он отпускает меня и начинает танцевать посреди улицы, с присущим ему обаянием протягивая ко мне руки. Я улыбаюсь и прохожу мимо, но через пару минут оборачиваюсь и вижу, как он уже ходит от стола к столу, показывая любопытным туристам с золотыми карманами стенд с коллекцией своих изумительных серёжек. 

Я обнаруживаю себя с дедушкой, занимающимся артесанией больше 16 лет. Мы сидим рядом друг с другом перед его стендом с украшениями, а он высыпает мне в ладони камни, бисер и другой материал. 
- Это тебе! 
- Спасибо большое! 
- Много работы. Очень много работы. Приходи ко мне завтра, я научу тебя делать серьги. Нравятся такие, круглые? 
- Очень нравятся. Я хочу этому научиться. 
- Я буду ждать тебя завтра. 
- А вы всю жизнь живете в Гранаде?
- Нет, я жил многие годы в Германии.
- А почему уехали?
- Там люди такие… Непонятные мне. Сначала они покупают домой телевизор. Потом им нужна машина. Потом им нужны новые вещи. Вещи, вещи, одни вещи. Это все, о чем они могут думать. 

Я обнаруживаю себя с Диего, местным известным музыкантом, играющим рок и продающим свои пластинки большими тиражами по центральной Америке. Мы стоим у озера посреди ночи, а ветер дует нам в лицо с неистовой силой. 
- Протяни руки к ветру. Почувствуй. Это ведь тоже самое, что объятья. Кажется, что сам бог тебя обнимает в этот момент. Я каждый день прихожу сюда за этим.
- Действительно. Очень похоже. И знаешь, я чувствую тоже самое каждый раз, когда еду в фуре. 
- Ты самый настоящий ангел, которого мне удалось встретить. Когда ты рядом, я чувствую себя счастливым. Мне больше ничего не нужно. Именно в самый тяжелый момент моей жизни ты оказалась рядом. Знаешь, у нас есть такое поверье, что если ты вдруг чувствуешь запах роз, но рядом не растут розы – это ангел стоит рядом с тобой. 
- Я рада разделить с тобой твои проблемы и твою радость. Будь счастлив и помни, у тебя внутри столько красоты и столько силы, что осталось только увидеть все эти драгоценности в самом себе. Как ты можешь этого не замечать? 
В другой день, после концерта он кладет гитару, фотографируется с гостями и подходит ко мне. 
- Мы можем уже идти? 
- Да, конечно. 
- Ты видела, как я смотрел на тебя, когда пел свои песни? 
- Видела. 
- Иногда бывает так, что в полном зале находится один человек. В этом зале может находиться сто или тысяча человек, но если этот один, важный для тебя человек уходит – то все теряет смысл и концерт для тебя заканчивается. Я хочу, чтобы ты знала – ты для меня этот человек. 

Я обнаруживаю себя с местными голодными детьми, которые подходят ко мне за едой. Мигель принес мне целый пластиковый контейнер мяса, которое я не ем. 
- Дай мне кусочек – протягивает ко мне свои руки первый бездомный ребенок лет восьми. 
- Да, конечно, бери. 
Потом подходит еще один ребенок, и еще один, и еще один, и еще один. Я раздаю им мясо с тортильями, а внутри просыпается какая-то незнакомая прежде теплота. Словно они все мои дети, словно я протягиваю эту руку помощи всей вселенной, отражающейся в грустном взгляде каждого ребенка, лишенного любви. Кто в этом виноват? 
Через какое-то время вокруг меня сидит вся та часть Гранады, от которой отвернулась другая часть. Бездомные дети, пьяницы, нищие. Они сидят вокруг меня, и я понимаю, что в этот момент ко мне вряд ли подойдут покупатели, чтобы приобрести подвески, кольца или браслеты. К счастью, это уже совсем не важно, когда я вижу, как в их померкших глазах начинает пробуждаться свет. 

Я обнаруживаю себя в кресле напротив пожилого мужчины по имени Брайн. Худощавый, высокий американец с озорной улыбкой, не потерявшей блеск молодости и глазами, какие бывают у ребёнка, затевающего какую-то шалость. 
- Я путешествовал всю свою жизнь. Последний раз был в Никарагуа, когда в Гранаде была только пара гостиниц, а из туристов только я и еще пара случайных людей. Жену встретил во Вьетнаме. У меня вообще вся семья путешествует. Последний раз я пересекся со своим сыном в Непале, куда он приехал из Индии и мы вместе пошли в горы. С дочерью мне удалось увидеться только тогда, когда я приехал в Тибет. 
- Ничего себе, как это интересно! У меня совершенно другие родители. 
- Русские начали путешествовать совсем недавно, а мы уже сорок лет назад ездили по миру с рюкзаками. Ты уже много где была и много что можешь рассказать. Тебя, наверное, там уже все знают. 
- Не то, чтобы все, но у меня есть свой блог. 
- А я был в Непале в первый раз, когда на уличном рынке можно было купить гашиш и марихуанну. Это теперь все запретили, но раньше все это можно было спокойно приобрести и никого это не волновало. 
- А как вы деньги зарабатывали? 
- Я путешествовал больше девяти лет и быстро понял, что деньги копить не надо. В мире множество работ, на которых ты можешь поработать месяц-два и на эту сумму путешествовать еще 10 месяцев. 
- И где вы работали?
- В Африки хорошо платили и в Австралии.